Гоймир поднял пленного на ноги и толкнул от себя. Тот попятился, упал. Потом вскочил и побежал, издавая пронзительные вопли. Горцы, хохоча, выкрикивали оскорбления и свистели в два пальца…
…Четверо стрелков, уцелевших их тех, что начали стрелять по своим, принесли пятого на куртке. Ноги парня, обутые в тяжелые ботинки, чертили землю, и Олег без удивления уже различил на подошвах клеймо одной шведской фирмы. Значит, и там выполняют данванские заказы… Стрелок умирал — пули угодили ему в живот, пах и грудь. Положив своего товарища, на раскисшую землю возле развалин, стрелки медленно сняли каски.
Вокруг собрались горцы и лесовики. Все молча слушали, как раненый что-то бормочет, выплевывая кровь, о доме на окраине, парке и матери… Потом он затих, и молодой стрелок с непонятными Олегу нашивками на рукаве закрыл ему глаза, встав на колено. Задержал ладонь на лице умершего, выпрямился и огляделся. Сказал твердо:
— Мы хотим сражаться на вашей стороне. Примите нас…
* * *
Богдан посмотрел на часы. Это были не его часы. Его — механические, которые зимой оставил, уходя сражаться, отец — позавчерашний день срезало с руки пулей. Часы, сорвавшись, разодрали правую щеку — Богдан как раз целился. После боя Йерикка занимался его щекой, а мальчик, угрюмо посапывая, рассматривал отцовскую «омегу». Так прочитал название на циферблате Вольг — и удивился снова тому, что циферблат сделан под здешний день, который на полчаса короче привычного ему земного… Ровный диск от удара пули превратился в полумесяц, как у нынешнего Ока Ночи…
— Дурак, — сказал Олег, — скажи спасибо, что жив остался. Если бы не часы — получил бы подарочек в переносицу…
Это было правдой. Кроме того, в тот же вечер Богдан снял новые — хорошие — часы с убитого офицера. (Они не сходили с руки, и мальчишка отрубил кисть мертвеца камасом) Но «омегу» все равно было жалко…
…До конца смены оставалось еще полчаса. Богдан молил Сварожичей, чтобы атака не начинались еще хотя бы час. Тогда еще полчаса можно будет поспать.
Полчаса — за трое суток. Раньше он никогда не думал, что это так тяжело — не спать. Сейчас за полчаса он готов был отдать руку. Левую. Правая нужна, чтобы стрелять…
Мальчишка встряхнулся и шире открыл глаза. Если бы можно было ходить, стало бы легче. Но ходить было нельзя. Он покосился вбок. Там, на обвалившейся земляной стене, спали Йерикка, Вольг и Твердислав. Дождь бил по открытым лицам, все трое лежали фактически в жидкой грязи, но не просыпались и не двигались. Подальше лежал местный лесовик, а у самой клуни — шестеро горных стрелков врага. Тоже неподвижные. Стрелки спали уже почти двое суток, лесовик — часов шесть. А будут они спать вечно.
Потому что они убиты.
Снова закрылись глаза. Богдан зачерпнул ладонью воды из лужи и выплеснул себе в лицо. Стало чуточку легче. Совсем чуточку. Он всмотрелся в поле. Там столько горелой техники, что ОНИ могут подобраться незаметно. Нельзя спать. Надо смотреть. Уже недолго…
За эти трое суток они отбили тридцать семь атак. Вольг утверждал, что тридцать пять. Твердислав — тридцать восемь. Богдан думал, что все-таки тридцать шесть, но точно не мог сказать. Уверен он был лишь в том, что атаки следовали непрерывно. Остальные соглашались.
Защитники Стрелково потеряли убитыми и выбившими из строя больше двухсот человек. Половину обороняющихся составляли теперь женщины и дети младше горцев, которым в целом везло. У Рысей был убит только один человек — Милок из четы Бодрого. Его застрелил вражеский снайпер; Милок обосновался в одном из подбитых танков и расстреливал офицеров и пулеметчиков наступающего врага, как сидячих птиц, пока его не подбили. Вытащить тело пытались дважды — не вышло. Тогда Вольг, расплевавшись с Йериккой, который запрещал ему "свободную охоту", куда-то умотал и вернулся через четыре часа. "Убил этого", — спокойно сказал он.
Но ранены оказались очень многие. Краслав и Морок выбыли из строя, у остальных воевод тоже по нескольку человек отлеживались в подвалах веси. Богдан вновь посмотрел на спящих. Левая рука. Твердислава была обмотана разбухшей от крови тряпкой. Вчера осколок снес ему часть ладони с безымянным и мизинцем. Твердислав замотал ладонь куском рубахи и подбил танк прежде, чем лишился чувств от боли и потери крови…
Упорство защитников веси, отвечавших руганью на каждое предложение "не продлевать бессмысленное сопротивление, прекратить кровопролитие и сложить оружие" до такой степени пришлось по душе горцам, что у Стахора дружинника, заикнувшегося о прорыве из окружения в горы, избили. При всем при том эти люди засыпали на позициях в перерывах между атаками, по каждому поводу ругались друг с другом, ели пальцами и мочились там, где спали. Страх, брезгливость, стыд, мечты — все это притупилось и стерлось.
Но сражаться… О, сражаться они не переставали! Это только и оставалось, и люди с соннными глазами дебилов стреляли, без промаха и ходили в контратаки, снова и снова отбрасывая врага… В веси не было бетонных колпаков, пушек, минных полей и противотанковых комплексов… даже гранат к РПГ почти не осталось! Были только люди. Мужественные, как герои былин, непоколебимые, как воины древности, упорные, как… люди. Этого вполне хватало и те, кто командовал операцией, давно бы отступились от этой проклятой веси, под которой уже легло тысячи полторы солдат… Но их тоже гнал приказ — и они передавали его своим солдатам, которые отказывались ходить в атаки и в тылу у которых приходилось ставить пулеметы…
… - Вольг, просыпайся, — Богдан толкнул землянина и, плюхнувшись в грязь на его месте, уснул раньше, чем понял, куда лег.
Олег сел, закрыв глаза и покачиваясь. Он уже уснул снова — сидя, — но толчок страха разбудил его.
В серой пелене дождя вдоль позиций двигались какие-то тени. Они нагибались к земле, выпрямлялись, раскачивались… Олег еще не вполне проснулся и ему вдруг представилось, что это мары плывут над землей, забирая мертвых:… Надо было встать, чтобы его не приняли за мертвеца тоже… Подошедшая совсем близко тень сказала голосом Резана:
— Вольг, ты ли?
"Неужели я так изменился?" — подумал мальчик. И ответил:
— Да.
— Они убиты или спят? — Резан (или мара с лицом Резана) наклонился.
— Спят, не забирай их, — Олег прикрыл друзей рукой. — Убирайся прочь.
— Он спит, — сказала вторая мара голосом Гоймира. — То знал я, что не выдержит он, соснет.
— Смотрит да и спит, — голос Резана. — Зря лаешь, он и не первый… Вольг, проснись!
— Я не сплю, — громко сказал Олег. И… проснулся… Гоймир уже уходил, а Резан смотрел на него, Олега.